* * *

Год белой нэки. И белого кролика тоже, картинку только сейчас не найду.)
Кто ещё не видел - всех поздравляю; в своё оправдание могу сказать только то, что вспоминаю, всех же, кого могу. Что люблю, наверное, говорить бессмысленно.)

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

* * *

Нет, я в курсе, что это ещё и прозвище одного из моих персонажей, но животное-то пушиииистое...

05.12.2010 в 13:00

Пишет  Ро Де Фокс:

Только попробуйте не поместить! х)

03.12.2010 в 07:11

Пишут много разных людей:

---

* * *

Чиорт, люди, страшные люди в соционических сообществах, вы действительно страшные. Это после которого по счёту вопроса из разряда "я [подставить тип], мой знакомый - [подставить тип, не дуальный первому], как мне вести себя, чтобы притвориться его дуалом, чтобы ему понравиться?" Может, конечно, это моя собственная первая эмоция бушует, но так и хочется спросить: "А если не дай Бог понравишься, то ты так всю жизнь будешь притворяться?" Не меньшее чувство противоречия вызывают выпады вроде: "Я [подставить тип], мой друг/мама/папа/парень - [подставить абсолютно любой тип], как вывести его из депрессии/убедить в том-то и том-то/разойтись по-хорошему/прочее-прочее?" Человек, это ты настолько не уверен в своём близком и настолько плохо его знаешь, что личный опыт общения ничего подсказть не может, а предположительно помочь может только инструкция по функциям для представителя типа? Бррр, долбанутые какие-то люди, хоть и не люблю ярлыки вешать.

@темы: Socionics is a FANDOM

---

* * *

Чёрт, я уже сто лет таких идиотских тестов с такими бессмысленными вопросами сюда не кидала, но результаааат... он идеален xDDD

Тест: ДАБУРДЕНЬ БУРДАДА – Тест обо всем на свете.
СТАРЫЙ ТЕЛЕВИЗОР.
Ты - СТАРЫЙ ТЕЛЕВИЗОР, потому что:
- неисправим(а);
- сразу шипишь, если до тебя дотронуться;
- вечно в отключке;
- никто не знает, пора ли тебе на помойку или ты ещё жив(а);
- светишься от счастья;
- никто не знает твоего предназначения;
- часто не врубаешся;
- тебя уже и кулак не исправит;
- если врубаешься, то вокруг тебя сразу куча народу;
- требуешь, чтоб с тебя сдували пылинки.

Пройти тест

@темы: Маразм, Яркое

---

* * *

Запись поднимаю в последний раз, да, потому что понимаю, насколько это дело жалко выглядит)

formspring.me/LeafCat

А вот чтобы было. И, да, новый хочу.
Нет, меня не задалбывает, это вас задалбывает) Может, мне ещё анонимку завести, где про меня можно гадости писать?
Фырк. На последний вопрос я ответила, а оно не отображается... А, нет, уже видно.

upd.
Ну завела, да:
pay.diary.ru/~Ta-svoloch/p134191142.htm
Да, я всех достала поднимать запись.

запись создана: 13.11.2010 в 21:38

---

* * *

А ещё надо сообразить, есть ли у меня последний том "Красного сада". Судя по всему, всё-таки нет, потому что поиск не дал результатов и я совсем не помню, чтобы его покупала, но что-то же подсказывает, что он может быть. Фырк, шшш, потому что всё это, скорее всего, означает, что покупала его не я, а от этого ещё гадостнее от того, что я могла его куда-то убрать и теперь найти не могу.
При этом, кстати, обнаружился "Волчий дождь", и с какой целью я его собираюсь перечитать (а то и пересмотреть первые пару серий), никто бы не догадался. А всё очень просто, как и всегда, потому что это всего лишь я кретинка и не могу самостоятельно описать хотя бы пару улиц в городе, а город, который нужен, ну очень удачно оказался похожим на тот, который изображён там. Ага, а ещё я при этом открыла, посмотрела и вижу - ВОЛК. А волк, бродящий по такому городу, как-то очень внезапно ассоциируется с персонажем далеко не из этой манги и не из манги вообще.
А, да, ещё мне тут приснилось. С одной стороны, не записывать бы этот сон, а для истории приберечь, с другой - забуду же. Так что буду думать.
upd. Чёрт с ним. Не хочу.

@темы: Мимо пробегая

---

* * *

Я всё-таки наивная кретинка. Я не могу, не умею читать взрослые книги, совершенно.
Выцепила у кого-то отзыв на книгу "Смилла и её чувство снега". Взялась читать - ну надо же что-то читать, в конце концов. И ведь отзывы все были такие яркие, положительные. Оказалось, что для меня понятие "атмосфера" примерно приравнивается к количеству эмоций и, возможно, к мистике. Ну хорошо, если мистики как таковой нет - дайте мне, я её сама там найду, да так, что не поспоришь. А тут оказалось - вроде и "атмосфера", но при этом ужасно, катастрофически не моё. Никак вообще.
Скорее всего, читать надо было в более адекватном состоянии, а не когда текст еле-еле воспринимается, и не всякий текст, а только реально близкий. Ну, невовремя попалось. Но оно настолько чуждое, причём вроде не плохое, а вот просто чуждое. Стиль, в котором еле-еле и иногда прослеживается что-то, похожее на эмоции. Героиня, которую я совершенно не могла понять и, кажется, почти ни разу не разделила её чувства. Не плохая - скорее всего, даже самая яркая и самая сильная из всех представленных там, но при этом вызвала какое-то отторжение. Слишком далеко. Слишком агрессивная, слишком резкая. Для меня, конечно. Слишком много всего физического, от описаний обстановки, приборов и направлений, если уж быть до конца честной, становилось скучно и чуть ли не более скучно, чем от батальных сцен у Камши - может, потому что Камшу я просто больше люблю.
Ну, персонажи, да. Были те, которые понравились и понравились очень сильно, но в основном они эпизодические, а одного из них ещё и убили одним из первых, правда, чем он мне мог понравиться - понятия не имею. И, да, а в другом, который даже не эпизодический, и проявилось то самое, насчёт взрослых книг. Потому что ближе к самому концу происходящее с ним вывернули так, что мне стало просто гадко. И хотелось уже дочитать как можно скорее, чтобы больше не трогать, потому что ну отказываюсь я верить, что он мог быть во всё это впутанным с самого начала. Мерзость. Мерзость, и всё, это единственное ощущение от этой линии. Опять бесит, что я наивная дура и что, конечно, должна знать, что во взрослом мире бывает и не такое, но даже говорить уже не хочется.
И следующим пунктом наверняка пойду искать что-нибудь "взрослое", ага. Логика, здравствуй.

@темы: Книги

---

* * *

Ты тоже любишь

Любишь валяться в постели по выходным утрам и потягиваться. Любишь вживаться в фильм, книгу, игру и сильно переживать. Любишь придумывать то, что еще не случилось и верить в реальность своих выдумок. Любишь одинаково весну, лето и осень, но сейчас больше зиму, потому что скоро Новый год. Любишь длинные волосы у барышень и легкую небритость у парней. Ты любишь искренне, преданно и с небольшой каплей трагизма.

Пройти тест

Это было просто так, да.
Поселила у себя на рабочем столе котолемурчика. То есть, оно теоретически вроде бы котёнок, но есть же что-то в нём такое... хвост вот длиннющий. Чаще всего оно почему-то шугается неясно чего, попискивает и сворачивается в комочек, а потом мееедленно и осторожно высовывается и уже спокойнее муркает. Ещё оно чихает и принюхивается. И у него, кажется, режим дня, потому что, когда я его завела ("установила" почему-то не пишется) вчера довольно поздней ночью, оно вскоре свернулось клубком и уснуло, посапывая, а сегодня весь день активное. Скоро, наверное, опять уснёт... будить жалко, звук выключать тем более жалко.

Кошь чёрная, кусачая и материальная - манипулятор. Когда она хочет есть, она не трётся о ноги и не ходит с мявом по квартире, нет. Если на кухне кто-то есть, она садится на табуретку и пристально смотрит в глаза. Другой вариант - опирается лапами на ногу, подтягивается и тоже смотрит в глаза, но уже более жалобно. Иногда это сопровождается когтецарапками, но чаще всё-таки в том случае, когда на человеке брюки. А если на кухне никого нет... Вот тут она приходит ко мне, запрыгивает на стол, ходит по клавиатуре и начинает мурчать. И ведь, между прочим, приходит именно ко мне, у мамы так не клянчит, хотя у них в последнее время отношения вообще какие-то вражеские. Если я беру кошку на руки, она, конечно, довольно громко выражает недовольство, но не то чтобы сильно отбивается, а больше покусывает для устрашения (хотя иногда оказывается, что для кого-то это покусывание - это "аааааа-злющая-кошка-уберите-она-меня-жрёт", но не для меня же); если её берёт мама - она как-то вся напрягается, рявкает, очень раздражённо шипит по несколько раз подряд, а если соберётся-таки укусить или царапнуть, то делает это уже всерьёз. Ну, а папу она любит, хоть и посматривает на него, как на Бальзака.

Обнаружила у себя в плейлисте песню из старой-старой папки, которая была на... тоже довольно-таки старом переносном жёстком диске, просто я про неё забыла, а когда переносила файлы на другой компьютер, то перенесла уже всё вместе и скинула всю возможную музыку в плейлист. Так вот, мне эту песню скинули примерно в тот период, когда форум ещё был жив и когда люди оттуда не так давно начали смотреть разное аниме. Откуда и что за песня - не суть, потому что оно страшно и песня мне не понравилась, но сам факт... Не хватало ещё на какие-то старые зарисовки нарваться.)

А ещё... а ещё, наверное, будет потом, потому что здесь всё как-то слишком кавайно получилось.

@темы: Узелок на память, Kawaii, Маразм, Яркое

---

* * *

Плеер, зараза, стал садиться раза в три быстрее, и этом при том, что я его слушать стала даже несколько поменьше. По крайней мере, раньше слушала на ночь, а сейчас перестала, потому что если ложусь, то уже спать. Да и по улице с ним хожу не больше, чем раньше, это уж совершенно точно. Вывод: зараза. Зараза-зараза.

Текст... С этим текстом я себя чувствую, как в мастерской, вполне себе материальной. Как будто вот передо мной большой-большой стол, а по нему разбросаны в количестве нитки, бусинки, бисер. Разного цвета, даже необычные какие-нибудь, переливающиеся. Большие, маленькие, средние, одни с широкими дырками, куда пролезет и шерстяная нить, другие - с маленькими, леску-то сквозь них с трудом пропустишь. Лёгкие деревянные, тяжеловатые металлические. И надо всё это собрать воедино. Одну нить сделать основой, другими вплетать узоры. Какую-то бусины прицепить ближе к самому центру, какие-то - чуть заметными, но необходимыми вкраплениями по краям. И лапки как-то сами по себе тянутся, и не то чтобы продумываешь определённый порядок - просто так складывается. Про какую-то вещицу забудешь - а потом оказывается, что и правильно, потому что больше всего нужна она оказывается много позже. Потом смотришь, удивляешься - а как оно сложилось-то...
Макс, не пугайся, представив такой адский бардак на столе, я понимаю, что тебе творческий процесс представляется несколько иначе)

А дома снова кофе и молоко есть)

@темы: Узелок на память, Маразм, Яркое

---

Много нэк

12.10.2010 в 19:34

Пишет  Julie Whynot:

**

Кидаю сюда, потому что уж очень обидно будет, если когда-нибудь дневник закроют.

@темы: Kawaii

---

* * *

Народ что-то очешуел разводить столько холиваров про Есей. Ну, хорошо, не то что столько, но в третьей записи фактически подряд - это уже перебор, по-моему. А мне вроде иногда и хочется поругаться (не про Есей, правда, и желательно вообще не про лженауки), но моё "поругаться" - это скорее "позлить и нарваться", а на долгое и напряжённое холиваренье мне, к большому моему сожалению, третьей логики не хватает)
А вообще идиот я, конечно. Хочется вот какой-нибудь навороченный флэшмоб с подобием самокопания, ну, окно Джохари, там, но с другой стороны, а каким образом я поверю, если меня традиционно для всех флэшмобов начнут хвалить? Не поверю. Если просить что-то вроде "на какого персонажа я похожа" или "какой образ/роль мне подходит", то оно, конечно, красиво, но, во-первых, опять всё будет слишком красиво и я не поверю, во-вторых, мало кому захочется напрягать воображение.) Так что, конечно, вроде и интересно, как я выгляжу со стороны других людей, а с другой - бессмысленно.)
Зачем, собственно, пишу - неясно.

---

* * *

Ай, няяяя, нашлась потерянная Pusheen *__*

@темы: Мимо пробегая, Kawaii

---

* * *

Из гнилья - слова, если я права.
Или век гнилья, или я - не я. (с)

@темы: Цитатник

---

* * *

Что я там нового слушала? Ну, например, The Birthday Massacre. Не по альбомам, естественно, потому что это нормальные люди слушают по альбомам и сортируют песни по папкам, а я зашла в Контакт и начала слушать всё подряд "для ознакомления", и почему-то всё подряд же и нравилось. Голос... ну голос, да. Как-то я отвыкла от подобных голосов в этом жанре: ожидала услышать что-нибудь суровое и низкое, знала только, что женский вокал, а оно оказалось такое... девчоночье. И так здорово. А ещё оно на Theatre of Tragedy немного похоже, вот. Не то чтобы я могу сказать, что оно "пробрало" - таки мне важны тексты в песнях, а тексты ну вот никак резонанса с настроением, образами и прочим не вызывают. И всё равно - красиво. Правда красиво.


Ещё были Poets of the Fall, кажется. Оно опять не совсем моё, но, спасибо Максу и приведённой им ассоциации, пробирает. Правда, не то чтобы слушать хочется много, потому что... а, сложно объяснить.


А от этой песни мне просто очень страшно.


Тот, кто не умеет вгрызаться в глотки,
Так любопытен до чужих песен,
Уберите его, он же ослепнет,
Отдайте ему мое место в лодке.
Он слушал изо всех сил,
Но так ничего и не понял,
Он очень молод, даже если стар,
Принимая свой первый удар…

Чистая рубаха, чистые руки,
Чистые глаза.
Так и не понял, что воет над ухом -
Нечего сказать

Тот, кто не знает, как воют от горя
Выпил наши чаши, сам того не узнав,
Мы с тобой закроем его собою,
Встав стеной, вынося на руках.
Тот, кто когда-то ковал наши души,
Диктовал страницы, старался –
Мы так гордились тем, что не слушали –
Он улыбался…

Эй, обожгись, наносящий удар,
Ядом из вен.
Тот, кто не разу не падал,
Не встанет с колен.

Мертвым оскалом усмешка застынет –
Ты никогда не умел улыбаться,
Тот кто так молод и любопытен
Тянет к тебе пальцы…
Ты знаешь боль на вкус,
Допивай до дна, будь жаден,
Чтобы тому, кто придет после нас
Не досталось ни капли

Копаное золото, кованая сталь
Серо-синий блеск.
Посмотри, в моих глазах – моя печаль,
Если не ослеп.

Вперед, по карте и компасу,
Или просто по звездам,
Но нет ничего и небо закрыто,
Тогда полагайся на нюх.
Только не стой на месте,
Костер в тебе вспыхнет, ребра треснут,
И ты превратишься в пепел
Пополнив рассказы старух.

Боль выжигает тебя изнутри
Забирая твой цвет волос,
Боль заставляет тебя идти,
Гонит вперед,
Боль в самый безоблачный штиль
Бьет о прибрежный утес,
Боль превращает зверей в людей
И наоборот

Боль ударится в ребра,
Разбудит и бросит на камни,
Здесь оставаться больше нельзя.
Таймер запущен,
Ты сделал все сам,
Беги от себя,
Я или я...

Боль – бессвязная речь,
Набор ассоциаций,
Нету дороги обратно, никто не поймет.
Раны зашиты, но боль продолжает течь,
Времени мало, беги вперед.
Боль вращает планету,
Твой бешенный сбивчивый бег
Нужен как воздух этой Земле.
Боль помогает смеяться детям,
Нет ничего больней чем смех,
Боль заставляет лететь и падать,
Прокладывать новые маршруты звезд,
Боль, хочется сесть и заплакать,
Значит ты проиграл, значит ты уже мертв.

(с) Кошка Сашка

Это всё, о чём я могу рассказать, да? Ну вроде того. Только вроде всего много, а рассказать могу только об этом.
Кто-нибудь, выкиньте мусор из моей головы, а то я сама уже не в состоянии. Можно даже об тейбл, разрешаю.

@темы: Узелок на память, Музыка, Яркое

---

* * *

Кажется, это всё, что можно сказать по поводу.

@темы: Музыка

---

* * *

Чужие стихи за неимением своих, как обычно)

Божественный дар не в радость – мгновенья его редки
А я потеряла краткость и точку в конце строки.
Все тщетно… Вы правы, мастер. Не можешь стоять – беги!
Плати за моменты счастья и в сроки плати долги.

Наверно, я разучилась выстраивать слог и звук,
Что было – поизносилось. Бреду замыкая круг,
Убога господня милость среди человечьих мук.
И сколько б теперь не билась… одна тишина вокруг.

stihi.ru/2010/10/23/3782
(с) Эрика Шенн

@темы: Цитатник

---

* * *

Вот так играла я, играла и доигралась до того, что объединила всех своих женских персонажей из игры в рассказ. Действие происходит не там, где могло бы, а в мире, который Макс придумал, - ну а что, мы же везде приспособимся. Это скорее отрывок, правда, чем действительно рассказ, поэтому, скорее всего, ничего не понятно, но раз сказали вывесить - чего уж там.

* * *

За лесом, отражавшимся на поверхности серебряного озера, возвышались, словно бы царапая облака, чёрные скалы; в пещере внутри самой высокой скалы, прищурившись от поблёскивания сиреневых кристаллов, просыпалась от долгого сна драконица и осторожно, не касаясь льдисто-холодного потолка пещеры, расправляла крылья.
- Не будите её, - шёпот, похожий на молитву. Где-то за нагромождением тяжёлых валунов, которыми драконица завалила вход, отправляясь на покой, журчал ручей, бежал между камнями и неожиданно срывался вниз крошечным водопадом.
- Они снова искали нас? – с трудом сдерживаемое раздражение – драконица делает взмах хвостом и отгоняет невесть откуда взявшуюся стайку летучих мышей. Прищуривает глаза, оглядывается подозрительно.
- Да. И нашли. Только она не отвечала им, - фыркают в ответ, а драконица отряхивается и чихает от пыли. - Ещё бы...
Драконица широкими шагами идёт к выходу из пещеры; несколько мощных ударов – и камни, скрывшие её когда-то от людских глаз, рассыпались, как песок, и лавиной покатились вниз по склону горы. Пусть. Там, в долине, теперь никого нет, ни одного человека из тех, кто был достаточно дерзок, чтобы допустить мысль о том, что она, хранитель, могла бы служить им – им и их целям.
- Да как они вообще смеют! – звонкий голосок, а может, это крошечная пичуга первой поспешила поприветствовать покровительницу. – Как они... чтобы она! Следила! И им докладывала! Ой...
Пичужка испуганно замолчала и метнулась в сторону; я открыла глаза и встала. В нескольких метрах от меня на пол упал большой кусок штукатурки, маленькая голубоглазая Хэллин торопливыми движениями отряхивала платье. Она и сама действительно похожа на птицу – иначе как бы она умела понимать их язык, звать их, подражать их песням, танцевать так, словно она летит по воздуху? Такая смешная – всё ещё боится. Совсем-совсем как дикая птаха.
- Я разбудила вас, - щебечет она – единственная, кто обращается на «вы», - но я не хотела, я ведь знаю, что вы устали.
Устала? Я не помню этого, ведь я так долго спала. Хотя, кажется, только что темноволосая Бастет утверждала, что прошло всего несколько часов, но ведь уже минул век, или два, или три, с тех пор, как драконица наслала неурожай на поля, которые возделывали те люди, и отвернулась от них.
Я смотрю на них по очереди, словно вижу впервые – так всегда бывает, когда я просыпаюсь; кажется, я действительно рада, что на этот раз для них прошло так мало времени. Бастет – высокая, стройная, сильная. Единственная из них, умеющая владеть оружием; «Что ты умеешь?» - спросила её тогда Аконит, и та ответила: «Драться». Ещё она умела воровать, а ещё – прятаться и прятать. Аконит не поверила ей – она вообще редко верила кому-то, кроме волшебных трав и цветов; лишь потом, позже, она стала при ней улыбаться, а не усмехаться.
Аконит, ядовитый цветок, ведьмин цветок. Она стала представляться этим именем после войны, а как звали её раньше – знаю лишь я одна, потому что остальных больше нет. Нет зелени леса и солнечных зайчиков на широких листьях, нет ромашковых полей и земляничных полян; снежный покров упал на промёрзшую землю и голые деревья с поломанными ветвями, и засеребрилась прядь в волосах новонаречённой Аконит.
- Что ты видела? – у Блоссом в глазах загорелись огоньки, и она подошла поближе.
Блоссом пришла из иного мира и вольна уйти, когда ей вздумается, но не уходит. Я видела её давно; я видела древний клан воинов и родившуюся там щупленькую девчонку; я видела, как она играет с огнём, с водой, с ветром, как на её теле появляются магические знаки, как она радостно смеётся, обретая силу. Она была единственной, кого я забрала сюда сама, когда она, гордо подняв голову, шла к алтарю, чтобы быть принесённой в жертву богу войны. Тогда призраки из всех королевских дворцов, которые я только могла найти и увидеть, хлопали расписными дверьми, ломали замки, а воины в тяжёлых доспехах изо всех сил били таранами по воротам, чтобы только открыть, открыть, открыть; только тогда мост, по которому шла маленькая Блоссом, превратился в лестницу, по которой она поднялась в актовый зал, на третий этаж здания заброшенной школы, где Бастет нашла для нас новое убежище.
Я показываю Блоссом летящую по небу драконицу, зоркий взгляд которой заметил притаившихся на земле охотников. Они тоже видели её тень, плавно скользящую по земле; они держали в руках странное оружие, которого не было у людей, оскорбивших хранительницу когда-то.
Блоссом кивает и начинает торопливо перешёптываться с остальными. Голоса становятся тише и тише, будто увязая в густом тумане; за туманом вырастает среди холмов замок с крепкими стенами из кроваво-красного камня.
- Хоть здесь-то достаточно безопасно?
Встревоженный голос Аконит сливается с мужским басом, произнёсшим ту же самую фразу. Множество сильных рук поворачивают рычаги механизма, и мост через вырытый вокруг замка ров медленно поднимается вверх.
В подвал спускается девочка в стареньком платье, похожая на серую мышку; несмотря на это сходство, кошку на руках она несёт безбоязненно – а вздрагивает тогда, когда замечает сверкнувшие в углах крысиные глаза-бусины.
- Твари, - почти беззвучно шепчет Бастет. – Тва-а-ари.
Крысы смотрят голодным взглядом, и в их глазах загорается пламя, становясь из кроваво-красного сначала багровым, потом ржавым, ярко-рыжим и, наконец, золотистым. Огоньки отражаются друг в друге, сливаются, меняют очертания; нет уже ни девочки, ни подвала, не крыс – уже на другом конце планеты, а может в её зазеркалье, запылали костры, разведённые теми, кто преследует.
Женщина с морщинистым, но добрым лицом вскрикивает, щурит глаза, пытается протянуть руку к кому-то из толпы; цепь мешает ей, обожжённые пальцы дрожат. Кто-то кричит ей в ответ, она пытается различить слова, но уже собственный крик не позволяет ей этого.
- Мирель! – я узнаю резковатый голос Бастет. – Осторожнее!
Тонкий язычок пламени свечи, стоявшей на столе, погас; под моими пальцами остался обгоревший фитиль.
- Так и не чувствует, - Аконит почему-то тяжело вздохнула. – Всё ещё ничего...
Хэллин засуетилась, убежала куда-то, принесла чашку с водой; сказала, что я сама «прямо вот так» протянула руку к свече и погасила её, испуганно посмотрела мне в глаза. Это редко бывает – что она встречается со мной взглядом. Обычно она смотрит в небо, если там, где мы прячемся, есть хоть маленькое окно. Ей ведь нужно окно, иначе она не видит.
Если тебя поймают те, кто преследуют, то ты не увидишь больше неба таким, каким оно было для тебя до этого. Может быть, вообще не увидишь. Так мне говорила Бастет – а я смотрела на небо, которое делил пополам столб серовато-бурого дыма. Ещё она говорила, что огонь – это больно, и металл – это тоже больно; а я всегда думала, что огонь – это горячо, непроглядно и... ярко? Может быть, даже страшно, если я правильно понимала, как это.
А перед тем, как нам приходилось бежать, я всегда видела корабли. Огромные корабли, нагруженные товаром, боеприпасами или перевозящие пассажиров через океан. А однажды на корабле с истрёпанными красными парусами чёрный кот охотился на здоровенную серую крысу; когда он принёс её на порог каюты капитана, Бастет вытерла с лезвия кинжала кровь.
В этот раз я не видела корабля. Были только крысы. Много крыс с горящими глазами.
- Они действительно думают, что мы у них ищейками станем... – Аконит не то утверждала, не то спрашивала, но с неизменной усмешкой. – Может, они нам ещё косточки собираются кидать в ответ?
- Косточек обычно не остаётся, - Бастет изучала узор на рукоятке кинжала. Провела пальцем по причудливому вензелю, напоминавшему магический символ. Кажется, этот символ я тоже встречала – две змеи, чёрная и белая, и каждая из них кусает другую за хвост.
Бастет чаще всех называет меня по имени – может быть, потому, что ей я дала имя сама; просто в одном из миров так звали богиню-кошку, а когда я видела Бастет, в её глазах отражались то огромные чёрные пантеры, то мохнатые камышовые коты. А однажды я увидела сидящую на каменном троне королеву; у её ног сидела рысь с золотистой шерстью и зыркала по сторонам.
- Хэллин, - Блоссом шагнула к девочке и обняла её за плечи, - тебе сейчас лучше пойти домой.
Она не пойдёт, конечно, как бы её ни уговаривали. Блоссом выше её на голову; Блоссом и старше – если бы она родилась в этом мире, то помнила бы войну, а Хэллин была тогда совсем маленькой и едва умела тогда ходить и говорить. Маленькая... На секунду мелькает видение: Аконит стоит на берегу озера, а к ней жмётся худая девочка-подросток с огромными глазами; я вижу их не со стороны, а как зыбкое отражение в воде. Знакомое. Странно... какая разница?
Пусть Хэллин была последней, кто встретился мне на пути, ей слишком поздно уже уходить: в её голубых глазах уже отражался лёд, когда она впервые стояла плечом к плечу с остальными, когда она звала на помощь птиц, чтобы они прогнали прочь напавших на нас. Она – север, я вижу танец снега, когда она кружится под музыку, я вижу ледяные глыбы, я вижу крошечную полярную лисицу – как озорной блик на поверхности озера. Она здесь, она не сможет уйти сейчас.
Юг, восток, запад. Ветра, дующие по всем направлениям, проникающие сквозь миры. Аконит – прохладный запад, травы колышутся, тонко поёт чья-то свирель, шелестят на деревьях листья. Здесь давно слишком холодно, слишком мёртво, спят под покровом снега засохшие травинки, а она – помнит, видит, олицетворяет собой, хранит, как зеницу ока, семена и соцветия, так удивительно высушенные, что цвета их почти не поблекли. Бастет – горячий порыв ветра пустыни, горячая кровь, раскалённая сталь, вырвавшаяся на свободу свинцовая пуля. Юг. Она не отсюда и когда-нибудь тоже уйдёт, но не сейчас. Блоссом – тайна, причудливые знаки, древние рукописи, тени, время, то, что было всегда. Восток? Пусть так.
- Никто им не ответит, - в очередной раз зло бросила Бастет. – Да... Скорее всего, отсюда скоро придётся...
Звон колоколов оказался громче её голоса. Купол колокольни, украшенный крестом, переливался на солнце, а в храме разбивали камнями разноцветные витражи, ломали украшенные резьбой тяжёлые двери, углём закрашивали глаза изображённым на иконах святым.
- Ты же сказала... – кажется, это заговорила Аконит. – Бастет! Ведь предупреждения не было! Или...
Она осеклась.
В лесу начинался пожар, и птицы покидали гнёзда. Все-все: и едва научившиеся летать птенцы, и самые старые, уставшие, не более готовые к перелёту, чем молодёжь. Соловьи, дятлы, сороки, сойки. Ветер-ветер, была разноголосая птичья молитва, обрати назад, избавь от беды, принеси дождевую тучу, что погасит огонь, разгони серый дым, а то не вздохнуть и глаза застилает...
...голуби, воробьи, вороны – замёрзшие птицы огромного города – вихрем ворвались в распахнутое морозным ветром окно. Раздались выкрики, что-то громко пела Хэллин, кружась в танце, прося о помощи своих давних подруг, направляя, заклиная.
В сыром подвале кошка бесстрашно кинулась на крыс, а потом на её месте оказалась другая кошка, огромная хищница, львица, обнажившая когти. Уже не крысы побежали врассыпную, а взбешённое стадо буйволов, нёсшееся прямо навстречу охотнице, поднимая пыль, испугалось дикого огня в её золотистых глазах.
- Бастет! Там, сзади!..
Успеть оглянуться – и замереть, увидев, как почти рядом тонкая травинка прорастает сквозь асфальт. Коснуться рукой, потому что ей нужно тепло, оцарапать палец о неожиданно жёсткий стебель – капелька крови скользит вниз, меняет зелень на густо-красный. Так было однажды, далеко позади, и тогда Аконит тоже вздохнула и сказала, только тогда ещё – самой себе: «Она ничего не чувствует».
Они – те, кто пришёл за нами, - кажется, чувствуют, но не уходят.
А совсем далеко, на краю Вселенной, рушится башня из красного камня. Падает вниз, на мостовую, статуя ангела с окровавленными крыльями, украшавшая её верхушку, и разбивается о камни. Не будет больше решёток на окнах – узорных решёток, красивых, будто в насмешку над тем, что туда заключали людей, которым через несколько дней предстояло умереть. Не будет железных дверей с ржавыми скрипучими замками. Не будет...
Прячущаяся в шатре гадалка вытягивает из колоды карту, кладёт на стол рядом с единственной зажжённой свечой, переворачивает. Вскакивает из-за стола, осторожно проводит рукой по шершавой бумаге. На карте нарисован дракон, выпускающий поток пламени, и охваченная пожаром башня.
...Блоссом оттаскивает Хэллин в сторону, и там, где она только что стояла, с грохотом обваливается стена; это значит, что они стали достаточно сильны, чтобы разрушить башню, и уходить пора уже им, потому что настало время, иначе башня погребёт и их под собой.
Огромная, необыкновенная орлица взмывает в воздух, и в страхе разлетаются в стороны все лесные птахи, потерявшие уже надежду. Однако опасность не грозит им на этот раз – охотнице нужны не они; она делает взмах могучими крыльями, и ещё один, и следующий за ним, и внезапно огонь отступает.
Чужие крылья поднимают онемевшую от удивления Хэллин в воздух; облаком вокруг неё вьются птицы, а она держит на руках голубя с раненым крылом, заслоняя его от всего, что творится вокруг. Она легка, как перо, и пока ей легче всех – ведь она убеждена, что со мной ничто не может случиться.
Последние лучи заката освещают еле заметный в бамбуковых зарослях дом; ещё немного – и он скрывается совсем, спрятавшись в лабиринте теней. Хозяйка дома откладывает перо и чернильницу с тушью и отправляется ко сну.
Блоссом мечется между пришедшими, стараясь выручить Аконит, и не сразу начинает понимать, что никто больше не видит её. В осколке стекла, валяющемся на полу, она не обнаруживает своего отражения; только я сейчас вижу её, вижу, как она смотрит на меня – и, даже начиная понимать, в чём дело, всё равно бросается наперерез тем, кто потревожил нас. Не выйдет. Ведь если они не видят её, она неуязвима.
Закат, везде теперь закат, хотя за окном только что было серое небо; а я вижу красные, как кровь, маки, вижу, как они смыкают лепестки, как веки, и склоняют головки, как дети, которым поют колыбельную.
Руки Бастет слабеют и выпускают оружие; на её одежде кровь – чужая, чужая, не своя, хочет сказать она, я ещё жива и ещё в бою, но они не слышат её. Вместо боевого клича с губ срывается едва слышный шёпот, и сон принимает её, такой глубокий сон, что почти не слышно даже дыхания. Она умерла, - так, конечно, думают они, а раз она умерла, то с мёртвых – какой спрос...
Я вижу дом у озера, занесённый снегом; дверь давно покосилась, окна выбиты, крыша в нескольких местах обвалилась, и снег заполняет и комнату тоже. Снег, снег, снег. На полках, где стояли книги, на полу, в углу, где хранились засушенные травы. Я вспоминаю: это дом, где жила Аконит, когда ещё не носила этого имени, дом, куда она привела меня. Дом, который она оставила сама.
В этот раз она тоже уйдёт сама, потому что единственная поняла всё сразу. Снег, который не растопит огонь очага – и снег в её сердце, острые ледяные сосульки под крышей дома – и новая седая прядь в её длинных каштановых волосах.
«Она ничего не чувствует, - снова, как молитву, будет шептать Аконит. – Ничего. Ничего...»
Я чувствую крепкую хватку и прикосновение металлических браслетов к запястьям; они заговорены и сейчас они сильнее меня. Сильнее меня чёрная повязка на глазах: я всё ещё вижу, потому что видеть не запретит мне никто и ничто в этом мире и во всех мирах; я вижу, но не могу больше никому рассказать об этом.
Впрочем, они теперь всё знают сами.
- ...да, одна, - отвечает уже потом чуть дребезжащий голос, обладателя которого я не вижу, потому что не хочу его видеть. – Предполагается, что это их лидер. Одна была убита на месте. Остальные скрылись. Куда прикажете доставить её?
Жрецы клана, к которому принадлежала когда-то Блоссом, во время ритуалов всегда надевали маски, то разрисованные беспорядочными разноцветными мазками, то повторявшие черты лица и отражавшие чувство: мольбу, гнев, исступлённую благодарность. Одежды у них всегда одинаковые – сероватые, будто подчёркивающие яркость масок. У тех, кто преследует, одинакова и одежда, и лица.
Кажется, они спрашивали меня о чём-то. Или, может быть, просто ждали моего ответа.
- ...да чтоб её! – в голосе одного из них слышался суеверный ужас, - она что, и правда не чувствует?!
- Немая она, что ли? - другой не был напуган, он просто не понимал. – Вообще ни слова...
...Они тоже не знали больше, какие говорить слова; рвались нити, связавшие их, и одно целое перестало быть единым, чтобы распасться на части и разойтись вслед за ветрами, унося за собой свою силу. Аконит смотрит на Бастет и отводит глаза – чувствует, что та первая повернулась к ним спиной, и знает, что нельзя её осуждать. Переводит взгляд на Хэллин – пойдём со мной, здесь опасно, ты не можешь тут быть. Я знала, что это предложит именно она, я поняла это, когда вспомнила, что та девочка у озера, стоявшая с ней, - это я, и что теперь ей страшно одной.
Хэллин качает головой. «Я останусь, - неожиданно твёрдо, как никогда, говорит она. – Здесь мой дом, и кто-то всё равно должен остаться. Здесь слишком холодно, а я должна согреть хоть кого-то». Раненую птицу она выходила; я вижу, как она сидит у неё на плече и тоже кивает головой, и вздрагивает пушистый хохолок.
Блоссом глубоко и резко вздыхает и смеётся – не над ними, конечно, а чтобы не закричать. Сжимает кулаки; сосредоточенно смотрит в небо, перечёркнутое следом от пролетевшего над их головами самолёта.
Повязки на глазах больше нет, и я могу увидеть пляшущие вокруг меня искры и с открытыми глазами. Много-много, как хоровод и как снег, только золотисто-рыжие, и в золотисто-рыжий же окрашивается небо. И правда, таким я его никогда не видела, значит, Бастет не ошибалась.
Кто-то снова кричит, увидев меня; наверное, я бы тоже закричала на его месте, ведь говорят, что огонь – это больно, а я сама становлюсь им. Маленькие огненные звёзды сыплются ворохом с ладоней, и я сама рассыпаюсь – так, что не останется даже пепла.
Я снова вижу корабли, но теперь их больше некому бояться; капитан грузового судна смотрит вдаль, стараясь разобрать что-то в темноте, и – даже он, столько повидавший и переживший, едва слышно вскрикивает, глядя, как расступились волны, словно пропуская его корабль к мерцающему свету маяка.
Пожилая женщина мелко семенит к двери вслед за пятилетней внучкой; девочке снова послышался шорох, и она, украдкой вытерев слёзы, побежала босиком в прихожую. Заждалась уже котёнка-то своего, да только где он теперь, выскочил в раскрытую дверь – и бежать... Девочка топчётся на пороге – не может открыть щеколду сама; скрип, открывается дверь, и в комнату маленьким вихрем врывается потерянный зверёк. Озирается по сторонам – а ведь и не ждал, что дома очутится, просто бегал по пустым улицам и погнался вдруг за светлячком...
Мальчик, отчаявшийся развести костёр в лесу и прижавший колени к груди, чтобы сохранить хоть немного собственного тепла, сначала отшатывается, а потом вскакивает и хлопает в ладоши, глядя, как разгораются от неясно откуда возникшего огонька сырые ветки.
«Меня звали Лилия, - вдруг тихо произносит Аконит. – Если я позволю себе хоть раз ещё представиться этим именем, значит, всё это было не зря». Не дожидаясь ответа, она шагает прочь, стараясь не побежать. Незаметно подставляет ладонь и ловит падающую искру.

@темы: Пишется...

---

* * *

Ах, мяя, я его всё-таки одела. И даже относительно тепло. А то беззащитность - это, конечно, очень красиво, но как-то вот...
Всё-всё, больше рисунками флудить не буду.

@темы: Рисунки

---

* * *

Набросок и вообще никакое, но всё равно он тут мне нравится, зараза.