flaming ice [sorrow made you]
Зарисовка. Образ смерти в моём представлении, о даа, и я знаю, что это похоже на название школьного сочинения.
Пояснение: когда-то Мельхиору приснилось, что одним из моих воплощений был мальчик, и он погиб в очень раннем возрасте во время пожара в Лондоне в 1666 году. Мне почему-то захотелось показать с его точки зрения, потому и в мужском роде... Первая часть жуткая, но... чтоб её, эту тему.
* * *
...я стоял посреди огромной толпы на площади, и мамадержала меня за руку, чтобы я не потерялся. Когда я ещё не знал, что произойдёт, я злился, что все вокруг высокие-высокие, как деревья в лесу, за которыми не видно солнца. Когда солнцем оказался огонь, в котором виднелся силуэт, я пожалел, что я могу видеть его, что я не пылинка у чьих-то ног.
"Что вы творите! Она же умрёт! Она же..." - хотел крикнуть я, но, едва мои губы дрогнули, мама прикоснулась к ним ладонью, чтобы я молчал.
Я не помню, в какой момент я понял, что она - не одна из тех старых сплетниц, громче всех кричавших "Поделом Мирабэль! Поделом ведьме!" - и наверняка тоже варивших приворотные зелья по ночам; я же видел, видел на следующий же день, как соседка Клара подобрала дохлую лягушку - но никому не сказал, вдруг бы и её за это тоже...
Я увидел её. Я ещё не знал, кто она такая, но чувствовал - что-то в ней нездешнее. Невысокая, лишь чуть выше меня, старушка в платье мышиного какого-то цвета - оно то ли выцвело, то ли грубоватую ткань и вовсе не красили; на голове у неё был такой же серый платок, завязанный косо и так съехавший на лицо, что глаз почти не было видно. Когда она обернулась в мою сторону, то быстрым движением морщинистой, худощавой руки поправила его.
"Что же ты не заберёшь её! - снова хотел воскликнуть я. - Гляди, она мучается, почему ты так жестока с ней?!" - однако на этот раз дар речи сам меня покинул.
Я увидел слёзы, тонкими ручейками бежавшие по её бледным щекам. И в чём же ты винишь меня? - безмолвно спросила она, - разве не видишь, с каким нетерпением жду я минуты, когда коснусь её обожжённого лба ладонью и принесу ей избавление; а люди-то, люди что навыдумывали, безумцы, зовущие меня к другим...
А потом я посмотрел ей в глаза.
Она переживала каждую жизнь, которую уносила. Она потому и была так стара, что снова и снова должна была пройти путь последних минут, путь, когда говорят - ещё бы вздох, дети же у меня, внуки, пусть знаю, что недолго мне ещё, но хоть бы сын единственный успел услышать от меня последние слова, хоть бы ребятишки у соседей снова звонко смеялись, да хоть птица бы спела – и можно было бы позволить себе подумать: это для меня...
А она скорбно опускает голову и закрывает им глаза.
...Напоследок она кивнула мне и протянула руку. Я оцепенел, а она без слов отвернулась и ушла.
Мне, наверное, нескоро предстоит её увидеть снова, подумал я, и попытался глубоко вздохнуть. И закашлялся.
...всё вокруг заволокло пеленой серо-чёрного дыма. Мама тянула меня за руку прочь, но я злился на неё и твердил: как же тогда кошка? Зверёныш проскользнул между горящими домами и скрылся в дымной пелене.
Наконец, я всё-таки вырвался и помчался за кошкой, не слушая окриков.
Она ещё не успела далеко убежать; я схватил её и прижал к себе, а глаза стали слезиться, и я убеждал себя - от дыма, всё от него. А потом всё смешалось: путь мне преградила, как выпавший из рук факел, горящая балка, и я увидел силуэт в огне.
Огонь не причинил ей никакого вреда - как и в тот раз, когда она, пройдя прямо по горящим поленьям, закрыла глаза бедной Мирабэль. Я тряхнул головой, желая думать, что она видение, но тут же понял, как это глупо.
Но ведь я не прожил жизнь, хотел сказать я. Я не боюсь тебя, но отчего твой выбор так странен?
Она не ответила - лишь снова позволила мне посмотреть себе в глаза.
...а мама как же? Я вижу, как она безутешно рыдает, закрыв лицо руками; я всего однажды видел, как она плачет, но, Боже, чтобы так снова - и из-за меня!.. Ах, если бы минутку ещё, добежать до неё, и кошку на руках отнести туда, где нет огня, и...
"Уже?" – спросил я – только мысленно, но она услышала.
"Ты и сам всё понял, - отозвалась она, - ты понял всё ещё тогда, в тот день, разделив те минуты с ней и со мной".
Я попытался сделать ещё один вдох. И закашлялся, потому что он был горьким-горьким.
Она протянула мне худощавую руку.
Пояснение: когда-то Мельхиору приснилось, что одним из моих воплощений был мальчик, и он погиб в очень раннем возрасте во время пожара в Лондоне в 1666 году. Мне почему-то захотелось показать с его точки зрения, потому и в мужском роде... Первая часть жуткая, но... чтоб её, эту тему.
* * *
...я стоял посреди огромной толпы на площади, и мамадержала меня за руку, чтобы я не потерялся. Когда я ещё не знал, что произойдёт, я злился, что все вокруг высокие-высокие, как деревья в лесу, за которыми не видно солнца. Когда солнцем оказался огонь, в котором виднелся силуэт, я пожалел, что я могу видеть его, что я не пылинка у чьих-то ног.
"Что вы творите! Она же умрёт! Она же..." - хотел крикнуть я, но, едва мои губы дрогнули, мама прикоснулась к ним ладонью, чтобы я молчал.
Я не помню, в какой момент я понял, что она - не одна из тех старых сплетниц, громче всех кричавших "Поделом Мирабэль! Поделом ведьме!" - и наверняка тоже варивших приворотные зелья по ночам; я же видел, видел на следующий же день, как соседка Клара подобрала дохлую лягушку - но никому не сказал, вдруг бы и её за это тоже...
Я увидел её. Я ещё не знал, кто она такая, но чувствовал - что-то в ней нездешнее. Невысокая, лишь чуть выше меня, старушка в платье мышиного какого-то цвета - оно то ли выцвело, то ли грубоватую ткань и вовсе не красили; на голове у неё был такой же серый платок, завязанный косо и так съехавший на лицо, что глаз почти не было видно. Когда она обернулась в мою сторону, то быстрым движением морщинистой, худощавой руки поправила его.
"Что же ты не заберёшь её! - снова хотел воскликнуть я. - Гляди, она мучается, почему ты так жестока с ней?!" - однако на этот раз дар речи сам меня покинул.
Я увидел слёзы, тонкими ручейками бежавшие по её бледным щекам. И в чём же ты винишь меня? - безмолвно спросила она, - разве не видишь, с каким нетерпением жду я минуты, когда коснусь её обожжённого лба ладонью и принесу ей избавление; а люди-то, люди что навыдумывали, безумцы, зовущие меня к другим...
А потом я посмотрел ей в глаза.
Она переживала каждую жизнь, которую уносила. Она потому и была так стара, что снова и снова должна была пройти путь последних минут, путь, когда говорят - ещё бы вздох, дети же у меня, внуки, пусть знаю, что недолго мне ещё, но хоть бы сын единственный успел услышать от меня последние слова, хоть бы ребятишки у соседей снова звонко смеялись, да хоть птица бы спела – и можно было бы позволить себе подумать: это для меня...
А она скорбно опускает голову и закрывает им глаза.
...Напоследок она кивнула мне и протянула руку. Я оцепенел, а она без слов отвернулась и ушла.
Мне, наверное, нескоро предстоит её увидеть снова, подумал я, и попытался глубоко вздохнуть. И закашлялся.
...всё вокруг заволокло пеленой серо-чёрного дыма. Мама тянула меня за руку прочь, но я злился на неё и твердил: как же тогда кошка? Зверёныш проскользнул между горящими домами и скрылся в дымной пелене.
Наконец, я всё-таки вырвался и помчался за кошкой, не слушая окриков.
Она ещё не успела далеко убежать; я схватил её и прижал к себе, а глаза стали слезиться, и я убеждал себя - от дыма, всё от него. А потом всё смешалось: путь мне преградила, как выпавший из рук факел, горящая балка, и я увидел силуэт в огне.
Огонь не причинил ей никакого вреда - как и в тот раз, когда она, пройдя прямо по горящим поленьям, закрыла глаза бедной Мирабэль. Я тряхнул головой, желая думать, что она видение, но тут же понял, как это глупо.
Но ведь я не прожил жизнь, хотел сказать я. Я не боюсь тебя, но отчего твой выбор так странен?
Она не ответила - лишь снова позволила мне посмотреть себе в глаза.
...а мама как же? Я вижу, как она безутешно рыдает, закрыв лицо руками; я всего однажды видел, как она плачет, но, Боже, чтобы так снова - и из-за меня!.. Ах, если бы минутку ещё, добежать до неё, и кошку на руках отнести туда, где нет огня, и...
"Уже?" – спросил я – только мысленно, но она услышала.
"Ты и сам всё понял, - отозвалась она, - ты понял всё ещё тогда, в тот день, разделив те минуты с ней и со мной".
Я попытался сделать ещё один вдох. И закашлялся, потому что он был горьким-горьким.
Она протянула мне худощавую руку.
Природой Вы были задуманы как ангел, но, видимо, что - то в Вашей жизни помешало её замыслу осуществиться, так что теперь Вы всего - лишь ребёнок - капризный, изнеженный, запуганный и умильный. Расстроить такое чудо, как Вы, себе никто не позволит, и Вы этим умело пользуетесь. Чтобы не приходилось заниматься вымогательством, Вам следует сдружиться с Валькирией, обладающей достаточным напором, чтобы Вашу сказку сделать былью или хотя бы Вампиром, который поможет Вам с этим миром понять друг друга. Но Титаны, которым именно эта земля нужна и не какая другая, мягко говоря, Вас не поймут
